РАССВЕТ В ДЕРЕВНЕ

Огонь, огонь! На небесах огонь!
Роса дымится, в воздух отлетая;
По грудь в реке стоит косматый конь
На ранний ветер уши навостряя.

По длинному селу, сквозь дымку темноты,
Идёт обоз с богатой кладью жита;
А за селом погост и низкие кресты,
И церковь древняя, чешуйками покрыта…

Вот ставни хлопнули: в окне старик седой
Глядит и крестится на первый луч рассвета;
А вот и девушка извилистой тропой
Идёт к реке, огнём зари пригрета.

Готово солнце встать в мерцающей пыли,
Крепчает пенье птиц под бесконечным сводом,
И тянет от полей гвоздикою и мёдом
И тёплой свежестью распаханной земли…

НАШИ ПТИЦЫ

Наши обычные птицы прилестные,
Галка, ворона и вор-воробей!
Счастливым странам не столько известные,
Сколько известны отчизне моей…

Ваши окраски всё серые, чёрные,
Да и обличьем вы очень просты:
Клювы как клювы, прямые, проворные,
И без фигурных перьев хвосты.

В непогодь, вьюги, буруны, метелицы
Все вы, голубчики, тут подле нас,
Жизни пернатой невесть что – безделицы,
Вы утешаете сердце подчас.

И для картины вы очень существенны
В долгую зиму в полях и в лесах!
Все ваши сборища шумны, торжественны
И происходят у нас на глазах.

Это не то, что сова пучеокая
Или отшельница-птица челна -
Только где темень, где чаща глубокая,
Там ей приятно, там дома она!

С вами иначе. То вдруг вы слетаетесь
Стаей большой на дорогу; по ней
Ходите, клюёте и не пугаетесь
Даже нисколько людей и коней.

То вы весь вид на картину меняете,
В лес на опушку с дороги слетев,
Белую в чёрную вдруг обращаете,
Сотнями в снежные ветви насев.

То, как лоскутина флёра, таскаетесь
Стаей крикливою вдоль по полям,
Тут подбираетесь, там раздвигаетесь
Чёрным пятном по бесцветным снегам.

Жизнь хоть и скромная, жизнь хоть и малая,
Хоть не большая, а всё благодать,
Жизнь в испытаниях великих бывалая,
Годная многое вновь испытать…

ОСЕННИЙ МОТИВ

Мой старый клён с могучею листвою,
Ещё ты густ, и зелен, и тенист,
А между тем чуть видной желтизной
Уже слегка озолочён твой лист.

Ещё и птиц напевы голосисты,
Ты ими полн, как плеском бег реки;
Ещё висят вдоль плеч твоих монисты-
Твоих семян созревших мотыльки.

В них бывший цвет – твои воспоминанья,
Остатки чувств, испытанных тобой;
Но ты сказал им только: «До свиданья!»
Ты будешь жить и будущей весной.

Глубокий сон зимы обледенелой
Додремлешь ты и, покидая сны,
Весь обновлён, листвой своей всецело
Отдашься ласкам будущей весны.

Для нас – не то. Хотя живут стремленья,
И в сердце песнь, и грёз душа полна,
Но, старый друг, нет людям обновленья,
И жизнь идёт, как нить с веретена.

Любовь к Родине начинается с уважения к родному языку...

Ты далеко сегодня от меня
И пишешь о любви своей бездонной,
И о тоске-разлучнице бессонной,
Точь-в-точь все то же, что пишу и я.

Ах, как мы часто слышим разговоры,
Что без разлуки счастья не сберечь.
Не будь разлук, так не было б и встреч,
А были б только споры да раздоры.

Конечно, это мудро, может статься,
И все-таки, не знаю почему,
Мне хочется, наперекор всему,
Сказать тебе: - Давай не разлучаться!

Я думаю, что ты меня поймешь:
К плечу плечо - и ни тоски, ни стужи?
А если и поссоримся - ну что ж,
Разлука все равно намного хуже!

Маленький трамвайчик посреди ненастья,
Дороги билеты, короток маршрут,
Катится по жизни в направленье счастья
С вечным опозданьем в несколько минут.

И на остановках тихо и степенно
Мы в него садимся, ничего не ждя...
Катится трамвайчик, тая постепенно
В улицах, размытых нитями дождя...

А как было раньше, мы почти забыли -
За тобою следом мы неслись гурьбой,
И, в тебя запрыгнув, счастливы мы были!..
Маленький трамвайчик, что ж теперь с тобой?

Или это сами мы другими стали?..
Думали - домчимся, только заплати.
И сполна платили, и платить устали,
И не рассчитали времени пути...

Маленький трамвайчик посреди ненастья,
Дороги билеты, короток маршрут,
Катится по жизни в направленье счастья
С вечным опозданьем в несколько минут...

Любовь к Родине начинается с уважения к родному языку...

Была пора
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.

Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился,
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.

Всему пора: уж двадцать пятый раз
Мы празднуем Лицея день заветный.
Прошли года чредою незаметной,
И как они переменили нас!
Недаром- нет! - промчалась четверть века!
Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека,-
Ужель один недвижим будет он?

На золотистых куполах
Играет солнце в салочки.
Из лужи голубь воду пьёт,
А дворник красит лавочки.

Теперь слова перемешаем -
Другой стишок мы получаем.

На золотистых куполах
Играет дворник в салочки.
Из лужи солнце воду пьёт,
А голубь красит лавочки.

Опять слова перемешаем,
И новый стих мы получаем.

На золотистых куполах
Играет голубь в салочки.
Из лужи дворник воду пьёт,
А солнце красит лавочки.

Добавлено (14 Апрель 2010, 22:06)
---------------------------------------------
Катерина Мурашова / Санкт-Петербург

Бизнесмен, балаганщик и бедная Настя

В этой истории есть что-то от бродячей средневековой легенды, сентиментального английского романа и старого доброго Голливуда.

За одну короткую летнюю ночь на пустырьке за моими окнами вырос городок аттракционов. С вечера выгрузили из огромных, пёстро раскрашенных фур какие-то забуревшие железяки и к утру собрали из них уже вполне узнаваемое и обычное: качели-лодочки, карусели с лошадками для малышей, машинки, тир, комнату смеха с её покорёженными зеркалами. Одна только взрослая карусель выглядела чуть оригинально: огромные, белые, жутковатые лебеди со страшным скрежетом поднимались на высоту третьего этажа и там важно плыли, догоняя друг друга...
И конечно, генератор раздражения и головной боли — грянула ярмарочная музыка из динамиков! И замигали гирлянды огоньков. И всё это буквально под моими окнами. И негде гулять с собакой... Короче, уже на второй день я от всей души ненавидела это милое народное развлечение.
А ещё где-то через неделю ко мне через хозрасчётное отделение (за плату) пришёл высокий, цыганистого вида парень с очаровательной дочкой — девочкой-блондинкой лет пяти-шести.
— Она вообще-то весёлая, играет, но бывает вдруг словно закрывается, как в коробочке, — объяснил он. – А если я начинаю её спрашивать, в чём дело, тормошить, пытаться развеселить или ещё что — плачет. Да так горько, не унять ничем... Вот мне мамочки здешние про вас рассказали, я и пришёл к вам спросить, отчего это и как мне себя правильно вести, когда она так...
— Здешние мамочки? — переспросила я. — А вы сами-то откуда?
— А вот карусель-лебедей видали? — усмехнулся парень. — Там я и работаю, там мы и живём.
— То есть девочка тоже кочует с вами и этим... бродячим балаганом? А где её мать?
— Мама у нас умерла, — вздохнул парень. — Сразу после Настиного рождения. Она её не помнит, конечно. А ездит она со мной полгода, когда тепло. Зимой у матери моей живёт, в деревне. Но ей бы волю дать — всё время бы с нами ездила. Тут ей раздолье, балуют все, а бабушка у нас строгая...
Я подумала, что при таком экзотическом образе жизни нарушения у девочки минимальны, отослала Настю в другую комнату рисовать и играть в куклы и попросила отца рассказать подробнее. Подробности оказались намного более прихотливыми, чем я могла себе представить.
Как ни странно, но это оказалась не последняя моя встреча с родственниками Насти. Ещё приблизительно через неделю на белом «мерседесе» приехал вполне новорусского вида господин средних лет (не то бандит, не то предприниматель — в то время они ещё не очень разделились, как наука и религия в эпоху Средневековья) и с порога выпалил:
— Вы её видели. Скажите, этот образ жизни, эти люди... это её калечит? Непоправимо?
Я уверила его, что Настя — дружелюбный, вполне адаптированный ребёнок, растущий, по всей видимости, в атмосфере любви. Что же касается её кочевой жизни, то это нам она кажется странной. Настя живёт так с рождения, и, конечно, эта жизнь воспринимается ею как единственно возможная.
Попросила бизнесмена рассказать всю историю со своей стороны.
С тех пор как они разбогатели, его жена никогда не могла ужиться с прислугой. Всё-то они делали не так. В тот раз со скандалом выгнала очередную девицу и потребовала от мужа немедленно найти кого-то. Он тоже разозлился (на жену) и, будучи по делам на какой-то фабрике (то ли покупал её, то ли продавал), увидел невзрачную бледненькую девушку, которая драила полы в обшарпанном коридоре.
— Сколько тебе здесь платят? — недолго думая спросил он. — Я буду платить втрое, только учти: жена у меня — мегера!
Удивительно, но Настя прижилась в доме бизнесмена и вполне приспособилась к сварливой хозяйке. Сначала ездила на работу из общежития, а потом и вовсе переселилась в просторную, двухэтажную квартиру новых хозяев. Неожиданным оказалось и влияние тихой девушки на двадцатилетнего оболтуса — сына бизнесмена. С появлением в доме Насти он стал меньше пить и шляться с компанией, часто оставался вечером дома посмотреть видик и даже выразил согласие доучиться последний год в техникуме, который бросил два года назад. Часто заходил на кухню, рассказывал какие-то истории, вызывающие тихий Настин смех...
Настя вела себя скромно. Лишний раз не попадалась на глаза, не курила и не брала в рот спиртного. Родственников не имела, так как выросла в детском доме. С подружками встречалась редко, но довольно часто отпрашивалась к врачу (у девушки были какие-то проблемы с почками, но насколько серьёзные - никому не приходило в голову спросить). Развлечения любила незамысловатые: кино посмотреть, книжку прочесть «про любовь», на карусели покататься.
Удивительно ли то, что за всем этим последовало?
Настя все честно рассказала хозяйке. Хозяйка поговорила с сыном. Оболтус явно испугался ответственности: мало ли с кем она могла... Тогда мать поставила перед Настей вопрос ребром: аборт или убирайся. Настя собрала вещи и ушла. Бизнесмен, обнаружив исчезновение девушки, устроил разборку со скандалом, выяснил подробности и сообщил жене и сыну всё, что он о них думает. Мысль о Насте и неродившемся внуке или внучке мешала спать по ночам. Спустя два месяца отыскал девушку. Она вернуться отказалась и денег не взяла. Бизнесмен, на неделю забросив дела, ушёл в жестокий запой. Выйдя из него, продолжал отслеживать ситуацию. Из роддома позвонили и сказали страшное: девочка родилась маленькой, но здоровой, однако у роженицы отказали почки, остановилось сердце... Врачи сделали всё, что могли...
Бизнесмен пинками поднял с кровати похмельного, полусознательного от ужаса происходящего сына и повёз его в роддом. Готовься: везём внучку! — бросил он жене.
В роддоме встретил цыганистого карусельщика. «Это моя дочь!» — спокойно заявил парень.
— Вот видишь, папа, я же тебе говорил... Она... — облегчённо заблеял бизнесменский сынок. Отец отшвырнул сына в сторону, как ненужную ветошь.
— Да ты знаешь, кто я?! Да ты... Да я тебя... — приступил к парню, растопырил пальцы веером.
— Не-а, — помотал головой карусельщик. — Мы с Настей последние три месяца вместе жили. Всё я про вас и вашего сына знаю. Она меня просила: если что со мной случится, ребёночка не оставь. Не оставлю. Я — Миша Поляков. Моя дочь — Анастасия Михайловна Полякова.
Бизнесмен ушел — не скандалить же в роддоме, над гробом матери новорождённой Насти!
За истёкшие годы сын бизнесмена стал жить отдельно, в купленной папой квартире, и женился на дочери компаньона отца («такая же тусовщица, как он сам, да что говорить...»). Детей молодые не хотят: зачем они, только жить мешают.
Один раз бизнесмен специально приехал в Псков, «в ихний балаган», посмотреть на подросшую Настю-младшую. Убедился, что с цыганистым Мишей она не имеет ничего общего, а похожа — увы и ах! — на его собственного лоботряса и на него самого (оба белобрысые, со светлой кожей). Двухлетняя Настя была общительна, приветлива, Миша тоже не смотрел больше зверем. Бизнесмен крепко пожал карусельщику руку, спросил опять:
— Деньги на девочку возьмёшь?
— Она — счастье моё и память, — ответил Миша. — Как деньгами померить?
— Тогда положу деньги на её счет в банке за границей, — решил бизнесмен. — Вырастет, воспользуется как захочет.
— Воля ваша, — беспечно улыбнулся Миша.
***
— Забрал бы её к себе, — говорит мне бизнесмен. — Да жена против категорически, а меня-то дома и не бывает. А Миша этот и мать его в деревне... Любят ведь они её... Я в деревне той водопровод провёл и газ... Смешно вам?
— Почему же смешно? — удивляюсь я. — Хорошо, люди наверняка рады. И вам приятно доброе дело сделать... для Насти и для других.
***
— Я по натуре бродяга, — говорит Миша. — Люблю деревню свою, но поживу немного хоть где — и в дорогу тянет. Ничего сделать не могу. Отца не знаю, может, меня мать от цыгана родила? Настёна в школу пойдет, в деревне, конечно, я скучать стану... У матери хозяйство, она не может иначе, старая уже... Делать-то чего?
— Миша, вы добрый и семейный по природе человек, вы не думали...
— Думал, — на полуслове поймал мою реплику Миша. — Решиться не могу. Есть у меня в деревне подружка, с детских лет ещё, в школу вместе бегали. Таней звать. Говорит: бери меня, Мишка, замуж, Настёне мать нужна, и ещё я тебе рожу... Я бы и не прочь, да как же я, карусельщик бродячий...
— Миша, не обязательно всё время кочевать, — говорю я. — Есть много профессий, связанных с вечными разъездами. Можно выбрать, выучиться, даже заочно. И возвращаться домой, к Насте, к Тане, к семье.
— Это которые же? — жадно спрашивает Миша. — Я вообще-то учиться даже люблю...
Я, вздохнув, иду к полке за справочником про техникумы и училища.
***
А спустя ещё неделю так же, за одну ночь, аттракционы были разобраны, погружены в фургоны. Огромные лебеди надменно гнули шеи над бортами грузовика. Взревели моторы. К полудню лишь ветерок гонял бумажки над вытоптанной и смятой травой пустыря, а мой пёс жадно принюхивался, ловя исчезнувшие запахи...
Я не особенно-то сумела помочь им. Но всё же почему-то эта печально-оптимистическая история, в которой одновременно присутствовало что-то от бродячей средневековой легенды, сентиментального английского романа и старого доброго Голливуда, осталась в моей памяти.

Любовь к Родине начинается с уважения к родному языку...

Добавлено (02 Июль 2010, 00:59)
---------------------------------------------
К сожалению не знаю автора этих строк, но очень красивое стихотворение...

Звезда, погаснув, продолжает жить,
Жить и светить в людском воображеньи.
Её уж нет, но свет её летит
Сквозь бездну времени слепым отображеньем.

И только через сотни тысяч лет,
Когда её последний лучик света
Коснётся нас и передаст привет
Прощальной вспышки звёздного рассвета,
Заметим мы, что это ложный свет,
Что той звезды на небесах уж нет.

Так и огонь угаснувшей любви
Обманывает призрачным сияньем,
Удерживая нас от расставанья,
Настраивая нас на ожиданье
Последней вспышки умершей любви...

Любовь к Родине начинается с уважения к родному языку...